Капицын В.М. ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ В СИМВОЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ МОНОГОРОДА // Символическая политика. Споры о прошлом как проектирование будущего. Вып. 2. /Малинова О.Ю. Глав. ред. М.: ИНИОН, 2014. -- 382 с.
Для развития моногорода актуален вопрос о соотношении
символов прошлого, настоящего, будущего. Основная гипотеза
статьи заключается в следующем. У моногородов «за плечами»
советское прошлое, в котором доминировавшие индустриализиро-
ванные знаки и символы были атрибутом государственной и го-
родской политики и определенным образом ориентировали в бу-
дущее. В постсоветское время символы коммерциализированного
настоящего ориентируют в основном на «постсоветское», т.е. на
движение в некоем противоположном советскому направлении.
Тем не менее, как стало ясно в 2000–2010-е годы, индустриализи-
рованные символы советского прошлого можно использовать для
консолидации горожан в настоящем.
В политической науке выделяются направления политической
семиотики и семантики, активно изучаются знаки и символы
(в России – В.В. Ильин, О.В. Кармадонов, О.Ю. Малинова, А.И. Мил-
лер, Д.А. Мисюров, Д.Е. Москвин, С.П. Поцелуев, Л.В. Сморгунов
и др.). Появление сборника «Символическая политика» [Символиче-
ская политика, 2012], разработка темы «политика памяти» [см.: Ма-
линова, 2013] – значимый тренд в политической науке России. Но
символьная политика российских моногородов еще ждет своих
исследователей.
Анализ знаков и символов играет очень важную роль в ис-
следовании жизни поселений. Дж. Голд, подчеркивая когнитивные
особенности символов, замечает, что «дом, местная община,
ландшафт, город или этническая территория могут получить сим-
волические значения, доносящие особенности этих объектов луч-
111
ше, чем тома их подробных описаний» [Голд, 1990, с. 96]. Россий-
ский социопсихолог Т.М. Дридзе относит характер господствую-
щей символики к факторам городской среды, способствующим
выживанию и воспроизводству нормальных людей, формирова-
нию культурной субстанции, консолидирующей городское сооб-
щество [см.: Дридзе, 1995, с. 334–335]. В этой и других работах
она представляет городское пространство как текст (совокупность
знаков), осмысленное послание, предполагающее осмысленное
восприятие. Знаки не только «замещают» реальные объекты, но и
задают программу деятельности истолкователям послания. Тем
самым часть этих знаков претендует на представление будущего.
Но только время показывает, эффективно ли эти знаки и символы
использовались в символьной политике.

В основе воспроизводства городской символики лежат знаки
повседневной жизнедеятельности; при соответствующей интер-
претации они могут стать символами, которые воспринимаются
как общие, входят в определенные символьные комплексы. Город-
ская политика использует также общенациональные (государст-
венные) символы, оказывает значительное влияние на взаимодей-
ствие символов прошлого, настоящего, будущего. Ее проводят
органы власти, политические партии; немалое значение приобре-
тает также деятельность инвесторов и предпринимателей, горо-
жан, общественных организаций, школы, СМИ.
Механизм формирования символики города таков: город-
скому объекту или субъекту (действию, облику человека, органи-
зации) приписываются определенные черты; создается образ, свя-
зывающий объект или персону с идеей (места памяти, достижений
в настоящем, проектов будущего, прославления тех или иных ка-
честв горожан или отдельных их слоев, знаменитостей). При соот-
ветствующей интерпретации формируется символьный комплекс,
код которого включает отличительные признаки города, обладаю-
щие консолидирующим потенциалом.
В моногородах доминировали индустриальные коды, так как
эти города формировались нередко как «опорные пункты» отраслей
промышленности, необходимые для развития экономики и оборон-
ного комплекса, утверждения экономической самостоятельности
СССР, обеспечения занятости населения. Эти индустриальные коды
поддерживались общим идейным контекстом и символьными ком-
плексами, связанными с историей и повседневностью.
112
Жизненные сферы и семиозис моногорода
Семиозис советского моногорода определялся политизацией
символов героического прошлого и настоящего, связанных идеей
«светлого» будущего. На формирование и интерпретацию жителями
знаков («текстов») моноиндустриального пространства влиял спе-
циальный семиотический механизм, который включал в себя и по-
вседневный поселенческий уровень: ведь именно в поселении нахо-
дятся исходные топосы происхождения смыслов, связывающих
прошлое, настоящее, будущее. Эти топосы укоренены в основных
жизненных сферах, где возникают индивидуальные и групповые
статусные знаки «нормальной жизни». У большинства жителей
интерпретация этих знаков сходится в отношении ориентаций на
определенный набор благ. А это – материал для соединения знаков
и общих коллективных смыслов, кодируемых в индустриализиро-
ванных символах на предприятии, в квартале, микрорайоне, районе,
городе в целом. Это консолидирует горожан. В логике такого под-
хода можно понять, например, ситуацию в моногороде, где все на-
селение зависит от одного-двух предприятий, и последние уже в
силу этого становятся экзистенциальными символами (символами
надежды), историей и святыней. Как стекольный завод «Символ»
в г. Курлово (Владимирская обл.), где стекло производят с 1811 г., а
в 2011–2012 гг. возникала угроза полной остановки завода.
Поэтому влияние символьной политики по необходимости
зависит от воспроизводства «нормальной» жизни. В противном
случае появляются символы, отражающие требования «повыше-
ния планки нормы» или «соблюдения нормы» («исправления от-
клонений»), выходящие за пределы тяготения повседневности, в
область политической жизни, без чего также не обходится семи-
озис города. Политическая жизнь – «накопитель» злободневных
консолидирующих и дифференцирующих символов, область дей-
ствия общественности, играющей роль «буфера», отграничиваю-
щего повседневность от государственной политики и служащего
«посредником» между ними. Попадая в «буферную зону», симво-
лы повседневности политизируются. Символьная политика города
должна предотвращать «переполнение» этого «буфера».
В символическом пространстве советского моногорода был
особый тип политической жизни, соединяющей знаки повседневно-
сти с идейно-политическим контекстом, формируемым идеологией
и символьной политикой. Во-первых, границы между повседневно-
стью и государственной политикой были «размыты». Во-вторых, в
113
политической жизни складывались особенные отношения прошло-
го, настоящего и будущего: будущее как бы заменяло реальное
настоящее [см.: Добренко, 2007, с. 28], поэтому восприятие «нор-
мы» повседневности сравнивалось с «эксплуататорским прошлым»
и одновременно смещалось в будущее. Эту особенность уловил
Г.М. Маклюэн, отметивший, что в СССР традиции восточной ико-
ны и построения образа адаптировались к новым электрическим
средствам коммуникации, чтобы быть агрессивно эффективными в
мире информации [см.: Маклюэн, 2003, с. 394].
В семиотике моногорода важен учет различий жизненных
сфер – универсальных структур жизнедеятельности с набором
благ («нормой»), в которых индивидуальные и коллективные ста-
тусные знаки согласуются, расходятся, подчиняясь ценностному
коду, заполняют пространство символотворчества. Основных жиз-
ненных сфер четыре.
1. Территориально-пространственная (код – территориаль-
ность), где порождаются знаки ландшафта, климата, окружающей
среды, путей сообщения, планировки улиц, архитектуры. Так, мо-
щенная брусчаткой улица («мостовая») может влиять на формирова-
ние городской идентичности и в комплексе с исторической плани-
ровкой и архитектурой превращаться в Место – устойчивый символ
«старого города» («европейского»), вызывать гордость жителей и
привлекать туристов [см.: Димке, Гребенщикова, 2012, с. 54–58].
2. Естественно-антропологическая (код – телесность) со зна-
ками социально-демографических состояний – быта, здоровья, дет-
ства, отрочества, зрелости, старости, состава семьи, феминности,
маскулинности.
3. Духовно-культурная (код – духовность), которая форми-
рует знаки, включающиеся в мифы, верования, историю, этические
кодексы малых сообществ, т.е. в местный духовный нарратив.
4. Агентно-профессиональная (код – агентность) со знаками
самобытных достижений места (местных промыслов, профессий,
преобладающей экономики).
Особенности семиотики разных поселений могут определяться
доминированием кодов одной из жизненных сфер. Формирование
устойчивой монопрофильной структуры деятельности большинства
жителей в поселении ведет к формированию моногорода, где доми-
нируют знаки агентно-профессиональной сферы с различием по про-
исхождению, что отражается в символах прошлого, настоящего,
будущего. Одни моногорода возникли в советское время как про-
мышленные центры почти на пустом месте (Магнитогорск, Но-
114
рильск). Другие специализировались в той или иной сфере промыш-
ленности еще в досоветское время, а затем развивались в том же
направлении (г. Златоуст – металлургия и холодное оружие, г. Ко-
пейск – угольные копи и машиностроение). Третьи – индустриаль-
ную специализацию получили относительно недавно, что наложи-
лось на доминанту духовных символов. Расположенный на берегах
Волги моногород Тутаев (соединение двух исторических населенных
пунктов – Романова и Борисоглебска) знаменит храмами и другими
местами памяти, а с 1970 г. здесь заработал крупный моторострои-
тельный завод. Похожая история была у моногорода Сарова.
Символы моногорода и консолидация жителей
В семиотическом дискурсе находит поддержку утверждение
историка архитектуры С. Костофа, что городские ориентиры отме-
чают символы веры и особые достижения, фокусируя форму горо-
да и выявляя городской портрет [см.: Kostof, 1993, р. 296]. Отно-
шение к символьным объектам может стать консолидирующим
фактором (гора Магнитная, строительство металлургического
гиганта в Магнитогорске). И наоборот, ЦБК в г. Байкальске вызы-
вал ожесточенные споры с начала его проектирования и строи-
тельства (1966), которые не утихли до сих пор.
В моногородах символы прошлого, настоящего и будущего
принимали индустриализированный характер и оказывали влияние
на политическую жизнь. Давление индустриализированных сим-
волов «выплеснулось» в СССР в шахтерских забастовках конца
1980-х годов. На Урале моногорода, пострадав от развала плано-
вой экономики, теряли ориентиры развития. Индустриализирован-
ные символы повлияли на такие акции, как выпуск собственных
денежных знаков (уральские, златоустовские, серовские франки)
[см.: Машков, 1998, с. 15], провозглашение Уральской Республики.
Жизненные сферы задействованы в формировании местного
нарратива. В семиотический механизм города помимо знаков по-
вседневности включаются также ценности (ценностные коды), с
помощью которых горожане приписывают городу позитивные
качества. Ценностный код территориальности включает ценности
сбережения природы, локального экознания (О.Н. Яницкий), тер-
риториальной идентичности, локальной безопасности. Код телес-
ности интегрирует ценности любви, взаимоуважения супругов,
детей, родителей, охраны детства, старости, соседской взаимопо-
мощи, социальной защиты, физкультуры, спорта. Код духовности
115
включает стремление к знаниям, почтение к вере, святыням, исто-
рико-культурным памятникам, местам захоронения предков и
героев. В коде агентности интегрируются ценности трудолюбия,
соревнования, профессионализма1.
Такие ценностные коды, включенные в символьные ком-
плексы, связывают прошлое, настоящее и будущее. В уральском
моногороде Златоусте сейчас продолжают функционировать знаки
и символы металлургии, в то же время он позиционируется боль-
ше как город мастеров расписного и обычного холодного оружия
(ножей, кортиков, клинков), т.е. включает досоветские символы в
общий ряд памяти и ожиданий [см.: Боярский, 2013].
Эти коды способствуют воспроизводству знаков, напол-
няющих повседневную жизнь горожан, переходу их в местные
символьные комплексы (планировку улиц, площадей, гербы, па-
мятники, праздники). Подобная консолидирующая символика
вписывается в концепцию «градов» и «режимов публичного оп-
равдания» (Л. Болтански и Л. Тевено), согласно которой жители
обосновывают (оправдывают) для себя и потомков совместное
сосуществование значимостью какого-то общего блага («экономи-
ка соглашений»). Символ общезначимого блага служит обоснова-
нием консолидации и городского патриотизма, составляя устойчи-
вую коммуникационную ткань, улавливаемую в символьной
политике. Эти символы подчиняются, в свою очередь, двум общим
типам принуждения (принуждения общей человечностью и поряд-
ком), устанавливающим легитимность оправдания как «общий
горизонт смысла» [см.: Каркюф, 2002, с. 153–155].
Городской патриотизм проявляет стремление к консолидации,
обретению городской идентичности, гордости за «свой» город, отли-
чающийся от других. Это – коллективное публичное «Мы-
оправдание» совместного сосуществования горожан как общей судь-
бы, современности и будущего. Городской патриотизм ослабляет со-
циальную эксклюзию, соответственно, усиливает социальную (граж-
данскую) инклюзию и городскую идентичность, сочетание гордости за
город с региональным и государственным патриотизмом. Такой пат-
1 У истоков таких символов стояли знаки (клейма) местных мастеров. Сред-
невековый автор Б. Сассоферато отмечал, что ремесленные знаки (знаки местных
мастерских) свидетельствуют о высоком искусстве мастеров и качестве изделия:
знаки на бумаге (signum) в замке Фабриано, где делали лучшую бумагу; клейма на
оружии и металлических изделиях (insignia) [см.: Черных, 1989, с. 307–310].
116
риотизм имел серьезное влияние в СССР, а в моногородах и сейчас
частично сохраняется его индустриализированный вариант как зами-
рение в сознании антиномии «индустриализм – экологизм», консоли-
дированное «Мы-оправдание» индустриализированного пространства.
Этому способствовали соответствующая организация город-
ского пространства, архитектурных, структурных, ландшафтных
знаков в символьных комплексах, их оптимальное размещение и
доступность в публичном пространстве. Условием этого являются
также активная позиция жителей, их неравнодушие к среде про-
живания, коллективные инициативы, помогающие поддерживать
городской патриотизм «снизу», т.е. непосредственно в соответст-
вии с ценностями жизненных сфер.
Кейс-стади: Моногород Магнитогорск
При анализе семиотики моногородов мы исследовали также ар-
хитектурно-планировочные, скульптурные, природно-ландшафтные
знаки (символы). Основной метод исследования – визуальный анализ,
как полевой, так и дистанционный (работа с документами: текстами,
фотографиями). Символьное пространство моногорода представлено
как соединение ландшафтного и неландшафтного текстов.
Особое внимание обращено на то, как знаки (символы) моно-
города, отражая прошлое, настоящее, будущее, влияли на проявле-
ние общих интересов, предпочтений, консолидацию городского
сообщества. Автор опирался на концепцию Л.Б. Когана относитель-
но условий наращивания интеграционного потенциала социалисти-
ческого города, согласно которой критерии центральности, средин-
ности, периферийности серьезно влияют на сохранение целостности
символьных комплексов города и их восприятие [см.: Коган, 1990,
с. 23–29, 173–175]. Роль критерия «центральности» в анализе город-
ского пространства отмечают также немецкие урбанисты и город-
ские политики [см.: Das Leitbild… 1998, S. 8–13].
Ставилась задача выяснить, как формируемые ряды знаков
прошлого, настоящего, будущего, под влиянием ценностных кодов
соединялись в символьных комплексах в ходе становления моного-
рода, способствуя формированию местного сообщества. Сделана
117
попытка раскрыть особенности моногорода, применяя анализ ланд-
шафтного и неландшафтного текстов г. Магнитогорска1.
Особенность Магнитогорска в том, что он начинал форми-
роваться с 1929 г. практически на необжитом месте как рабочий
поселок около горы Магнитной – уникального месторождения
железной руды2. Это избавляло планировщиков и архитекторов от
многих проблем, возникающих при застройке уже сложившихся
городов (снос старых зданий, переселение жителей, переименова-
ние улиц)3. Схематический план города показывает масштабы
Магнитогорского металлургического комбината (ММК), опреде-
лившего облик моногорода (см. рис.).
Город располагается на берегах реки Урал. Левобережная
часть (Азия) – промышленная зона и территория, на которой про-
живали первостроители Магнитки. Здесь возводились первые жи-
лые кварталы. Правобережная часть (Европа) включает Ленинский
район, а также возводившийся позднее Правобережный район и
часть Орджоникидзевского района (располагается на обоих бере-
гах Урала). В развитии города ММК выступал как доминантный
символьный макрокомплекс, включающий, в том числе, планиро-
вочные символы панорамы ММК и саму аббревиатуру ММК.
«Лицом» к этой панораме-символу формировался Ленинский рай-
он города с его величественными зданиями. От ММК идет Цен-
тральный мост через Урал; мост переходит в площадь с красивым
въездом – начало проспекта Металлургов, значительная часть
которого занята длинным сквером. Проспект завершался площа-
дью с монументом Ленина – символьным комплексом, включаю-
щим Горно-металлургический институт (МГМИ), ЦУМ и другие
1 Автор жил и работал в Магнитогорске в 1978–1995 гг. и многократно при-
езжал в этот город позже. Помимо упомянутых выше трудов и вторичного анализа
опубликованных результатов социологических исследований в работе использова-
лись данные проектов, реализованных в Магнитогорске, в том числе с участием
автора, в конце 1980-х – начале 1990-х годов (исследования «Ваше жилье», «Порт-
рет будущего мэра», «Будущее городских и районных Советов народных депута-
тов»). Использовались качественные исследования автора 2000-х годов (41 глубин-
ное интервью, анализ воспоминаний горожан, в том числе, с применением
биографического метода), материалы местной периодики.
2 Не было здесь и трудностей северных климатических условий, сосредо-
точения учреждений ГУЛАГа, как это имело место при строительстве Норильска
[см.: Замятина, 2007].
3 О трудностях планировки в 1920–1930-е годы в Нижнем Новгороде
(Горьком) [см.: DeHaan, 2010, p. 2–5].
118
здания, построенные в классическом стиле. Проектировали город
ленинградские планировщики и архитекторы, придавшие данному
проспекту облик местного «Невского».
Вторая архитектурно-планировочная ось – проспект Ленина
и параллельный ему проспект Маркса, застроенные в пределах
Ленинского района, как и проспект Металлургов, зданиями в клас-
сическом стиле. Например, Дворец культуры Ленинского комсо-
мола, строительный и индустриальный техникумы, другие здания
с красивыми фасадами, арками, фронтонами, порталами и т.д. Два
названных проспекта выступили доминантами, сформировавшими
вместе с проспектом Металлургов первоначальный центр города,
определившими основные направления развития других символь-
ных комплексов; они протянулись через весь город параллельно
реке Урал, достраиваясь в южном направлении.
Зданиями в классическом стиле были отстроены также ули-
цы Жданова (позднее Ленинградская), Октябрьская, Строителей,
Калинина, Гагарина, Ломоносова. Архитектурно-планировочная
стратегия ориентировалась на усиление символики ММК; многие
архитектурные доминанты подстраивались под панораму ММК.
Дом Советов, Дворец культуры имени Орджоникидзе обращены к
ММК, так же как и находящийся неподалеку памятник федераль-
ного значения «Тыл – фронту»1.
Показательна продуманность планировки промышленной
архитектуры корпусов ММК, идущих к нему улиц и площадей. На
Левом берегу расположены красивые жилые кварталы, здание
первого городского театра, дворцы культуры ММК и других пред-
приятий. Здесь создан знаменитый 1-й квартал («Соцгород»), пла-
нировщики которого ставили задачу посредством архитектуры
влиять на коллективистское воспитание человека. Строился квар-
тал как район-сад: дома группировались вокруг садов как общест-
венных центров. Жилыми кварталами Левобережной части города
восхищался в своей книге «Стальной город» историк Ст. Коткин
(США) [см.: Kotkin, 1992], бывший в 1987 и 1989 гг. на стажиров-
1 Скульптор Л.Н. Головницкий, арх. Я.Б. Белопольский (1979). Монумент
стоит на кургане высотой в 15 метров. Символична изваянная церемония: Рабо-
чий передает Меч Воину: при этом Рабочий обращен лицом к ММК (Востоку), а
Воин – к Западу. Позднее здесь сооружены плиты с фамилиями магнитогорцев –
Героев Советского Союза, а также погибших на войне воинов (всего предполага-
лось увековечить 14 тыс. имен).
119
ке в Магнитогорске. Готовятся документы для ходатайства о при-
своении 1-му кварталу города статуса объекта Всемирного насле-
дия ЮНЕСКО [см.: Итоговый документ, 2010].
Рис. Карта-схема г. Магнитогорска (центральная часть)
Судя по наблюдениям автора в период проживания в Магни-
тогорске (1978–1995), а также по результатам анализа биографиче-
ских интервью, среди горожан была распространена гордость за
ММК как индустриальную опору державы, а также за сам город.
До 1980-х годов экологические проблемы не выдвигались на пер-
вый план. В биографических интервью некоторые респонденты –
представители старшего поколения вспоминают, в частности, как
они в 1960-е годы, будучи детьми, после дождя выбегали «кушать
сульфитку» – сладковатую смесь воздуха, влаги и оседающих
120
частиц дымов от производств ММК. В 1950–1970-е годы даже
разноцветные дымы из труб комбината воспроизводились на от-
крытках как позитивный символ, некий «бренд» города. Под «се-
нью» ММК развивались другие производства – метизный и калиб-
ровочный заводы, «Магнитострой», «Магнитогорскстройпуть».
ММК поддерживал образовательные, культурные, детские, спор-
тивные учреждения.
В городе много ретро-символов ММК. Например, памятник
«Первая палатка» со стихами магнитогорского поэта Б. Ручьева1.
Среди индустриальных ретросимволов – прокатная клеть и мар-
тен, выдавший первый чугун в 1932 г., самосвал «БелАЗ», паровоз,
привезший первых переселенцев, памятник С. Орджоникидзе и др.
Знаменита скульптура «Металлург», установленная в мае 1970 г.
на постаменте на площади у железнодорожного вокзала2. Извест-
ны фотографии Э. Хонеккера – первостроителя Магнитки, бывше-
го руководителя ГДР. Ежегодные празднования Дня металлурга
превратились также в символ Магнитогорска. К 80-летию ММК
и Магнитогорска Госзнак выпустил маркированные конверты и
открытки с изображением символов моногорода.
В середине 1980-х годов в СССР началась перестройка.
В Магнитогорске осенью 1987 г. возникло патриотическое «Встреч-
ное движение» (устав официально зарегистрирован 15 февраля
1988 г.). Оно выступило за улучшение экологии, в том числе, путем
сокращения производства чугуна и стали на ММК. Руководство
ММК во главе с И.Х. Ромазаном выделяло для города солидные
средства нейтрализации дефицита продовольствия и товаров народ-
ного потребления, как в натуральном виде, так и перечислением в
городской бюджет, передачей части продукции в городские фонды
для обмена на другие товары. Несмотря на эти усилия, активизиро-
вались организации, выступавшие за «ревизию» символики ММК.
В десакрализации индустриализированных символов сыграло свою
роль частичное «открытие» статистики заболеваний: население
было представлено как «жертва» социалистического индустриализ-
ма. Шло активное разрушение символьного ряда ММК и города.
1 К этой палатке до сих пор часто приходят и возлагают цветы молодоже-
ны в день регистрации брака.
2 Создавалась для Всемирной брюссельской выставки 1958 г., в 1959 г. ус-
танавливалась на выставке «Достижения СССР» в Нью-Йорке, в 1967 г. – переда-
на ММК.
121
Разрушение государственной идеологии, влияние вестернизирован-
ных символов способствовали деконсолидации горожан; возобладал
вариант городского патриотизма деиндустриализированного типа.
Правда, этот процесс остался незавершенным. На фоне эко-
номического и социального спада 1990-х годов сохранение рабо-
чих мест и относительно высокая зарплата на ММК перевесили
экологические аргументы. Определенное значение имело и неожи-
данное для многих превращение Магнитогорска после распада
СССР в почти приграничный город, открытый миграции из других
государств, где положение было более тяжелым. Укрепился в ка-
честве опоры символьного комплекса ММК, особенно в сравнении
с другими производствами. Хотя количество работников ММК
сократилось, Магнитогорск соответствовал критериям моногоро-
да, определенным в нормативных правовых актах.
Тем более, что из всех «сообществ коллективной памяти»
по-прежнему превалировала группа «работники ММК и члены их
семей». В обстоятельствах господствующей неопределенности она
консолидировалась, несмотря на сильную дифференциацию между
менеджментом и рядовыми работниками. Надо учесть, что множе-
ство фирм существовало тогда за счет продажи изделий ММК.
Удалось сохранить контрольный пакет акций комбината в руках
его менеджмента. Руководство города избиралось, как правило,
при активной поддержке ММК.
Проявилась универсальная тенденция, в соответствии с кото-
рой «процесс признания и преодоления прошлого определяется, в
первую очередь, политическими интересами и интересами влия-
тельных акторов» [Маколи, 2011, с. 139]. Структура групповых
интересов элиты обусловила потребность в реконструкции истори-
ческой памяти. Уже к середине 1990-х годов в сознании горожан
произошла реставрация позитивных символов металлургического
моногорода. Тогда по всей России наблюдалась «ностальгизация»
советских индустриальных символов, усилившаяся в 2000-е годы1,
так как не появились другие доминантные символы. Но для многих
магнитогорцев это означало возрождение «символа надежды», при-
нявшего в новых условиях образ «социальной корпоративной от-
ветственности» ММК. Сохранился, хотя и в измененном варианте,
1 Ностальгия по социалистическим символам проявилась на всем постсо-
циалистическом пространстве, в том числе в коммерциализации различных зна-
ков прежней эпохи [см.: Pachenkov, Voronkova, 2009, р. 191–216].
122
городской патриотизм, примиряющий «индустриализм» и «эколо-
гизм». Разумеется, в периоды экономических спадов индустриали-
зированный вариант патриотизма ослабевает, однако другие симво-
лы будущего еще не сформировались.
Историческая память как символический ресурс оживляла
позитивные знаки и символы прошлого в настоящем. Многие но-
вые знаки (символы) в Магнитогорске тесно связаны с ММК.
Например, достроенная ледовая арена имени И.Х. Ромазана (на-
стоящего подвижника ММК и города); хоккейная команда «Ме-
таллург», которая в 2007 г. стала чемпионом России, сотворив
настоящий праздник для магнитогорцев1.
Нельзя сказать, что в постсоветском Магнитогорске не уде-
лялось внимание консолидирующим символам. На выездах с мос-
тов через реку Урал на Правый берег (реперные точки в планиров-
ке города) созданы новые впечатляющие символьные комплексы:
величественный Свято-Вознесенский кафедральный собор у чет-
вертого моста. Строительство его начиналось еще в 1989 г., приос-
танавливалось в начале 1990-х и возобновилось только в 1998 г.
при солидном участии ММК. Еще 300 организаций и предприятий,
много частных предпринимателей и горожан жертвовали средства
на строительство храма. Несмотря на пожар в декабре 2003 г.,
храм был освящен 16 июля 2004 г., накануне Дня металлургов и
празднования 75-летнего юбилея города. Строившаяся с 1991 г.
Соборная мечеть в парковой зоне на выезде с третьего моста была
достроена также в 2004 г.
В 2000-х годах были красиво оформлены скверы города. Тем
самым поддерживаются традиции Ленгипрогора, проектировавше-
го город2. Проводится конкурс оркестров и ансамблей народных
инструментов «Европа – Азия». В сквере около Главпочтамта
открылся памятник космонавту, дважды Герою Советского Союза,
первому почетному гражданину города (1965) П.Р. Поповичу,
учившемуся здесь в индустриальном и строительном техникумах
(сквер находится рядом со зданиями этих техникумов), занимав-
1 Тогда возвращавшийся после победы в финале «Металлург» встречало
большое число горожан, выстроившихся вдоль движения машин с победителями
по дороге из аэропорта.
2 Продолжением традиции можно считать и то, что Генеральный план
Магнитогорского городского округа до 2015 г. разработал Институт урбанистики
(бывший Ленгипрогор – Ленинградский государственный институт проектирова-
ния городов).
123
шемуся в местном аэроклубе (клуб носит его имя). Его имя при-
своено скверу. В апреле 2011 г. в день 50-летия первого полета в
космос Ю.А. Гагарина на местной Аллее славы была заложена
плита в честь П.Р. Поповича.
В целом заметны трудности в сохранении целостности кон-
солидирующих символов. Новых символов, сравнимых по своему
воздействию с ММК, не возникло. Ощущается нехватка оптими-
стичных знаков. При создании нового герба города проявилось
стремление к деиндустриализации1. В градостроительной плани-
ровке преобладает инерционный принцип «достроить, что сплани-
ровано» и стратегия «строить то, на что идут инвестиции». Нарас-
тают потери критерия центральности в новых микрорайонах,
застраиваемых пестрыми однотипными зданиями.
В планировке, архитектуре, дизайне немало эклектики. По-
строено здание Макдоналдса (перекресток пр. Ленина и
ул. Гагарина) перед городским драмтеатром. Причем стена Мак-
доналдса стала фоном для расположенной рядом стелы с совет-
скими орденами, которыми был награжден Магнитогорск. Види-
мо, стела с орденами города отступит перед натиском
Макдоналдса. К явлениям эклектики можно отнести и размещение
огромных рекламных щитов на фасаде здания городского драмте-
атра; красивый фасад бывает полностью заслонен этой рекламой,
так что сам театр и его афишу трудно идентифицировать.
Обобщая, можно сделать следующие выводы. Знаки под
воздействием жизненных сфер и политики доминирующих групп
стремятся к воплощению в символьных комплексах. Важно вклю-
чать их в консолидирующую идеологию и стратегию развития
города, используя реинтерпретацию популярных символов про-
шлого и интеграцию их с символами настоящего. Если этого не
происходит, то проигрывает патриотическое воспитание горожан,
как и общее символическое пространство. Интенция городского
проектирования должна направляться на формирование сознания
городского сообщества, позитивно воспринимающего консолиди-
1 Новый герб города стал абсолютно абстрактным: на щите с серебряным
фоном черный треугольник; его можно интерпретировать как символ горы или
палатки. Индустриализированные символы, как на гербе советского времени
(черный рельеф домны на фоне красного щита), так и на гербе 1993 г. (два моло-
та, обрамленные орденскими лентами), устранены; орденские ленты заявлены как
необязательные элементы. Подобное произошло и с гербами ряда других ураль-
ских городов [см.: Мочёнов, Туник, 2004].
124
рующий ландшафтный и неландшафтный тексты. Семиотика
ММК и моногорода обладает сильной инерцией. Это объяснимо,
так как экономическая диверсификация если и происходит, то
весьма незначительно; серьезных экономических альтернатив нет1,
и это сказывается в периоды кризисов. Пока еще сохраняется
ставшая традиционной символика ММК, что необходимо исполь-
зовать в патриотическом воспитании. Вызов символьной политике
Магнитогорска связан также с этнонациональной проблемой –
частичной сегрегацией района «Зеленого рынка», который уже
довольно плотно заселен выходцами из Центральной Азии, что
может привести к выезду коренного населения из этого района.
Возникает также проблема сохранения знаков культуры в отдель-
ных районах и в целом поддержания идентичности магнитогорцев.
Городская символьная политика сохраняет ностальгирующий
характер.
Важные задачи городской символьной политики наряду с
сохранением и реинтерпретацией символов ММК – соответст-
вующая систематизация и оценка культурного потенциала, нара-
щивание символьных комплексов, связывающих прошлое, на-
стоящее, будущее. Такие проекты уже разрабатываются, в
частности, проект развития Магнитки как туристического центра,
поддержания старой архитектуры Левобережной части. Предстоит
серьезная работа по интеграции мигрантов и реинтерпретации
символов интернационального воспитания молодежи.
Заключение
Дальнейшему развитию индустриального направления мно-
гих моногородов пока не найдено альтернативы. На совещании в
ноябре 2013 г. в моногороде Тутаеве обещано, что выделят деньги
на переезд отдельных жителей в другие места для трудоустройства
(до 400 тыс. руб. каждому работнику). Но в крупных масштабах
1 В Комплексном инвестиционном плане модернизации г. Магнитогорска
по реализации Концепции стратегии социально-экономического развития муни-
ципального образования г. Магнитогорска до 2020 г. отмечено, что доля градооб-
разующего предприятия в общегородском объеме отгруженных товаров, выпол-
ненных работ и услуг собственного производства даже повышается – с 77,05% в
2010 г. до 79,26% в 2020 г., а доля малых предприятий за это же время уменьша-
ется с 4,12 до 3,78% [см.: Постановление Администрации… 2011]
125
это не осуществимо1. Следует учитывать и социально-географиче-
ский момент. Часть российских моногородов находится в таких
районах, которые приходилось упорно осваивать, скрепляя связь
территории, населения, идеологии, экономики с помощью власт-
ного ресурса. Создавались города, обеспечившие символизацию
территорий и превращение географического пространства в соци-
альное. Участки пространства, не подвергшегося символьному
освоению, оказываются «социальными лакунами», а их население
становится «социальными невидимками» [Говорухин, Иващенко,
Зайкова, 2007, с. 32–48]. И если допустить деградацию (маргина-
лизацию) ряда моногородов Урала, Севера Сибири, Дальнего Вос-
тока, то это обернется расширением «социальных лакун». А вслед
за символьными потерями могут прийти и реальные потери неко-
торых территорий.
Моногорода – системы символьных комплексов, долгое
время поддерживающих совместное проживание людей, нуждаю-
щихся и тогда и сейчас в символах консолидации в отношении
проектирования будущего. Сбалансирование символов социальной
дифференциации и консолидации требует обновления символьной
политики, как городской, так и государственной. Решение повсе-
дневных задач города не умаляет важности создания концепции
будущего. В этой концепции должно занять свое место поддержа-
ние символьных комплексов, привлекающих значительную часть
ингрупп (горожан) и аутгрупп (туристов, мигрантов, жителей со-
седних селений). Формирование качественной городской среды, в
том числе, создание символьных комплексов, способствующих
сбалансированию социальной дифференциации и консолидации
горожан, становится составляющей долговременной политики.
Это способствует в опосредованных формах привлечению инве-
стиций, создает новые возможности для постепенной диверсифи-
кации производственной базы, расширения сфер приложения тру-
да в непроизводственной сфере, создания новых рабочих мест.
1 На переселение 20-тысячного моногорода необходимо около 500–
600 млрд руб. А бюджет затрат на все моногорода, попадающие в программы
помощи в 2010 г., предполагался в размере всего 10 млрд руб. Очевидно, что
основные средства необходимо направлять на диверсификацию производства и
совершенствование городской инфраструктуры большинства моногородов [см.:
Любовный, 2013, с. 316–317].
126
Литература
Боярский А. Нож во спасение // Коммерсант-Деньги. – М., 2013. – № 39 (947),
7 октября. – С. 21.
Говорухин Г.Э., Иващенко Е.А., Зайкова О.А. «Исчезающее пространство» совет-
ских городов современной России на примере г. Комсомольск-на-Амуре // Ак-
туальные проблемы социогуманитарного знания: Сб. науч. трудов. – М.: Про-
метей, 2007. – Вып. 37. – С. 32–48.
Голд Дж. Основы поведенческой географии. – М.: Прогресс, 1990. – 304 с.
Димке Д.В., Гребенщикова Т.Ю. К биографии одной вещи: мостовая как товар //
СОЦИС. – М., 2012. – № 11. – С. 52–61.
Добренко Е. Политэкономия социализма. – М.: НЛО, 2007. – 592 с.
Дридзе Т.М. Коммуникативные механизмы культуры и прогнозно-проектный
подход к выработке стратегии развития городской среды // Города как социо-
культурное явление исторического процесса / Отв. ред. Э.В. Сайко. – М.: Наука,
1995. – С. 334–344.
Замятина Н. Норильск – город фронтира // Вестник Евразии. – М., 2007. – № 1. –
С. 165–190.
Итоговый документ Международной научной конференции «Социалистический
город и социокультурные аспекты урбанизации». – Магнитогорск, 2010. – 10–
11 декабря. – Режим доступа: http://lmgazeta.ru/projects/social/socgorod-put-kvozrozhdeniyu
(Дата посещения: 17.11. 2013.)
Каркюф Ф. Новые социологии / Пер. с фр. – М.: Институт экспериментальной
социологии.: СПб: Алетейа, 2002. – 172 с.
Кармадонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика //
Вопросы философии. – М., 2008. – № 2. – С. 29–41.
Коган Л.Б. Быть горожанами. – М.: Мысль, 1990. – 205 с.
Краеведение. Магнитогорск. 9–11 класс: Учебник для общеобразовательных
учреждений Челябинской области / Под ред. М.Г. Абрамзона, М.Н. Потём-
киной. – Челябинск: Абрис, 2013. – 200 с.
Лалетина Е. Любишь ли ты Красноярск, как люблю его я? // Городские новости. –
Красноярск, 2011. – 2 июня, № 2380. – Режим доступа: http://www.gornovosti.ru/
tema/blagoustroistvo/lyubish-li-ty-krasnoyarsk-kak-lyublyu-ego-ya.htm (Дата посе-
щения: 21.01.2014.)
Левитин М.К. Развитие навыков средового восприятия // Культура города: про-
блемы развития / Отв. ред. В.Л. Глазычев. – М.: Изд-во НИИ культуры, 1988. –
С. 98–113.
Любовный В.Я. Города России: Альтернативы развития и управления. – М.:
Эконом-Информ, 2013. – 614 с.
Маклюэн Г.М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ.
В. Николаева; Закл. ст. М. Вавилова. – М.; Жуковский: КАНОН-пресс-Ц,
2003. – 464 с.
Маколи М. Историческая память и общество сограждан // Pro et contra. – М.,
2011. – № 1–2. – С. 134–149.
Малинова О.Ю. Конструирование смыслов: Исследование символической полити-
ки в России: Монография / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед.
Отд. полит. науки. – М., 2013. – 421 с.
127
Машков В. Уральские франки // Всемирный коллекционер. – СПб., 1998. – № 1
(21). – С. 15.
Мочёнов К.Ф., Туник Г.А. Официальные символы Челябинской области и муни-
ципальных образований. – М.: Русский раритет, 2004. – 296 с.
Постановление Администрации г. Магнитогорска от 1 августа 2011 года № 8686-П
«Комплексный инвестиционный план модернизации г. Магнитогорска по реали-
зации Концепции стратегии социально-экономического развития муниципально-
го образования г. Магнитогорск до 2020 года». – Магнитогорск, 2011. – 96 с.
Учебник по Магнитковедению // Уральская открытая газета. – Магнитогорск,
2013. – 23 мая. – С. 3.
Символическая политика: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН; Отв. ред.: Малино-
ва О.Ю. – М., 2012. – Вып. 1: Конструирование представлений о прошлом как
властный ресурс. – 334 с.
Черных А.П. Трактат Бартоло ди Сассоферато «О знаках и гербах» // Средние
века. – М., 1989. – Вып. 52. – С. 307–310.
Kostof S. The city shaped: Urban patterns and meanings through history. – N.Y.:
Bulfinch Press, 1993. – 352 p.
Kotkin St. Steeltown, USSR: Soviet society in the Gorbachev era. – Berkley: California
univ. press, 1992. – 364 p.
Das Leitbild der multizentrischen Stadt. Wirtschaftspolitische Diskurse. 124 Reihe / Ed.
Th. Franke. – Hamburg: Friedrich-Ebert-Stiftung, 1998. – 50 S.
Pachenkov O.,Voronkova L. New old identities and nostalgias for socialism at St.
Petersburg and Berlin flea markets // Changing economies and changing identities in
postsocialist Eastern Europe / I.W. Schroder, A. Vonderau (Eds.). – Halle: Lit. Verlag,
2009. – P. 191–216.
DeHaan H.D. Dynamic cityscapes: Contesting the soviet city // Russian analytical
digest. – Zurich, 2010. – N 85, 1 November. – P. 2–5